Соотношение богатых и бедных в мире. Капитальное отличие. Лидеры по комфортности проживания

1 декабря этого года в своем ежегодном послании Президент отнес задачу выхода на темпы роста выше среднемировых на перспективу после 2019 года. Но очевидно, что и до этого времени общество нуждается в осмысленной перспективе социальных трансформаций. В частности, это касается повестки предстоящей кампании по выборам президента. Вряд ли она может строиться по принципу «борьбы хорошего с лучшим». Скорее, она должна быть в определенном смысле мобилизационной – не по отношению к внешним или внутренним врагам, а по отношению к стратегическим вызовам. Вызовам, которые одновременно могут рассматриваться как угроза, и как потенциал для развития. Одним из таких вызовов является исключительно высокий уровень неравенства в российском обществе.

Мы наблюдаем сегодня в России не только стагнацию экономики, но и стагнацию экономической дискуссии. Очень скуден диапазон идей по поводу источников роста, старая модель которого, по общему мнению, исчерпана, а новая не очевидна.

Вызов избыточного неравенства, естественно, связан со структурой экономики. Но он не является простым следствием наших экономических проблем. В частности, бросается в глаза контраст между экономическими показателями России и показателями, характеризующими качество жизни и социальный климат. По объемам ВВП Россия (по паритету покупательной способности) на данный момент находится на 6 месте с 3725 млрд. долл. (для сравнения – Германия на 5 месте с показателем 3860 млрд.долл.), по объемам промышленного производства – на 5 месте. Позиции по ВВП на душу населения заметно хуже (60 место, по данным Всемирного Банка), но и здесь Россия оказывается в группе стран со средними показателями. Между тем, в рейтингах, отражающих некоторые значимые социальные показатели, мы оказываемся в аутсайдерах.

Так, по данным отчета Global Wealth Report за 2015 г. (исследование банка Credit Suisse), Россия является страной с самым высоким в мире имущественным неравенством. По данным исследования Global Burden of Disease Study (GBD) 2015, оценивающего здоровье жителей планеты, Россия оказалась на 119 месте (особенно плохими оказались показатели по уровню алкоголизма, суицидов, распространению ВИЧ, гепатита и туберкулеза, числу курильщиков, смертности от насильственных преступлений, химических отравлений и неинфекционных заболеваний). В рейтинге комфортности жизни пожилых людей The Global Age Watch Index Россия находится на 79 месте из 91, с крайне низкими показателями по размеру пенсий, состоянию здоровья и качеству социальной среды (доступность транспорта, физической безопасности, социальных связей). По Индексу восприятия коррупции Transparency International за 2015 год – на 119 месте из 168.

При всей условности такого рода рейтингов, мы исходим из того, что они отражают общую тенденцию: некоторые важные параметры социального развития в нашей стране существенно ниже базовых параметров ее экономического развития. Можно предположить, что этот диспаритет обусловлен, в первую очередь, именно крайней неравномерностью распределения богатства в обществе. Соответственно, политика, направленная на преодоление избыточного неравенства, может иметь наибольший кумулятивный эффект с точки зрения социального развития даже в условиях стагнирующей экономики.

Российское неравенство на мировом фоне

Следует признать, что рост неравенства является общемировой тенденцией. Опубликованный в конце 2014 года доклад ОЭСР «FOCUS on Inequality and Growth» показывает, что мировое неравенство стало больше, чем в XIX веке – глобальный индекс Джини вырос с 49 пунктов в 1820 г. до 66 пунктов в 2000 г. Мировое неравенство резко сократилось лишь в период 50-70 гг. XX века, когда в развитых странах мира работала модель социального государства, а в ряде развивающихся стран модернизация вывела большую часть населения из нищеты. В наши дни, как на Западе, так и на Востоке богатые все больше богатеют, бедные – беднеют, а средний класс размывается.

Однако даже на общемировом мировом фоне ситуация с неравенством в России выглядит аномально. Эта социальная болезнь имеет два слагаемых – аномальная бедность и аномальное богатство.

Начнем с последнего. По данным уже упомянутого доклада Global Wealth Report за 2015 г., на долю 1% россиян приходится 71% всех активов физических лиц в России. В мире в целом этот показатель равен 46%, в Африке - 44%, в США - 37%, в Китае и Европе - 32%, в Японии - 17%. По данным консалтинговой компании Knight Frank, число мультимиллионеров, имеющих активы в сумме от 30 млн долларов, centa-миллионеров (от 100 млн долл) и миллиардеров в России в каждой категории выросло с 2004 по 2014 гг. в 3,5 раза, а по прогнозу до 2024 года их число увеличится еще в полтора раза. Даже в кризисном 2014 году в России наблюдался рост продаж предметов роскоши и машин премиум-класса. Именно россияне наряду с саудовскими аристократами являются владельцами самых больших и дорогих в мире яхт, российские топ-менеджеры – одни их главных потребителей в сегменте частных самолетов.

Что касается оценок бедности в России, то они отличаются друг от друга. Есть официальные данные Росстата, согласно которым в 2016 г. доход ниже прожиточного минимума имеют в России 22,7 млн. человек (15,7% от общего числа жителей страны). При этом размер прожиточного минимума многие эксперты считают заниженным. Согласно принятому в данный момент согласованному определению относительной бедности ОЭСР и Евростата, к числу бедных относятся те, кто имеет доход ниже 60% медианного дохода в стране. В 2015 г. медианный доход в России составлял 22,7 тыс. руб. Если применить норматив ОЭСР и ЕС, то по этим критериям бедных в России оказывается около 25% населения. Есть социологические исследования, проводящие границу бедности не по той или иной расчетной величине доходов, а по комплексу показателей, включая покупательскую способность. Так, в конце июля 2016 года Высшая школа экономики обнародовала данные очередного исследования уровня жизни населения России, в котором доля граждан, у которых денег не хватает на покупку одежды или даже продуктов питания, оценивалась в 41,4%. Отметим, что как оценки Росстата, так и другие расчеты показывают рост числа бедных в последние годы.

При этом самыми бедными являются, вопреки распространенному мнению, не пенсионеры. По словам первого замминистра финансов России Татьяны Нестеренко, «самыми бедными в России, около 37% из числа всего бедного населения, являются молодые семьи».

С 1990 г. по 2015 коэффициент Джини (показатель распределения доходов по группам населения) вырос с 0,24 до 0,41, а коэффициент фондов (отношение доходов самых богатых 10% населения к доходам самых бедных 10%) в России с 1992 г. по 2015 г. возрос с 8 до 15,6 (с учетом теневых капиталов он может быть существенно выше), Это уровень США начала 20 века. По данным исследования факультета социологии Санкт-Петербургского государственного университета (СОЦИС, №8, 2014), в царской России коэффициент фондов равнялся 6. В СССР (как и в сегодняшней Скандинавии) он равнялся 3-4. То есть даже по самым скромным оценкам сегодня в России разрыв между богатыми и бедными больше, чем в дореволюционной Российской империи.

Неравенство и отсталость

Избыточное неравенство в широком спектре своих измерений «программирует» социальную деградацию и экономическую отсталость. Можно выделить несколько факторов разрушительного воздействия гипертрофированного неравенства на экономику.

Деградация внутреннего спроса . Сверхполяризованное общество – это, прежде всего, неразвитый внутренний рынок. Потребление верхних слоев было и остается ориентированным на импорт. Узость и слабость среднего класса – важнейший ограничитель для инвестиций в реальном секторе экономики. Ситуацию усугубляет снижение потребительского спроса в условиях кризиса, которое сегодня признается инвесторами основным барьером для роста. В конъюнктурном плане снижение стоимости рабочей силы может поддержать конкурентоспособность бизнеса, но в долгосрочном плане модель дешевого труда для такой страны, как Россия (имеющей высокий человеческий потенциал и способной расти с опорой на внутренний рынок) представляется экономической ловушкой.

Взаимное недоверие общества и крупного бизнеса . Атмосфера доверия в обществе – такое же условие нормального инвестиционного климата, как разумные налоги и качественная инфраструктура. Сверхконцентрация богатства разрушает эту атмосферу и идет рука об руку с низкой легитимностью крупной собственности. В нашем случае дело усугубляется одиозной историей приватизации, в силу которой общество не доверяет крупному бизнесу. Можно было бы сказать, что в ответ крупный бизнес не доверяет обществу. Но верно скорее обратное. Сама по себе сверхконцентрация богатства становится фактором низкой лояльности обществу со стороны тех, в чьих руках оно сконцентрировано – сделав страну «второсортной», элиты начинают соответствующим образом к ней относиться. Симптомы этой низкой лояльности общеизвестны: низкая норма инвестиций и утечка капитала, ориентация жизненных стратегий вовне, короткий горизонт планирования и ориентация на «короткую» прибыль. Эти и им подобные характеристики нынешней «деловой культуры» обусловливаются внеэкономическими факторами и при этом делают устойчивое экономическое развитие невозможным. Существующее сегодня в России воплощение «дикого капитализма» дискредитирует и саму фигуру предпринимателя. Для населения, которое в массе своей далеко от бизнеса, он все больше и больше превращается если не в социального врага, то, как минимум, в человека из другого мира с которым не может быть общих интересов.

Деградация человеческого потенциала . Сверхконцентрация активов и доходов означает нехватку приемлемых социальных позиций на среднем уровне. В верхние слои по определению доступно прорваться немногим. А при четкой тенденции к наследованию социальных статусов – практически никому. В этих условиях значительная часть активных и талантливых людей обречены на относительную деградацию или эмиграцию. Вымывание позиций на «среднем уровне» системы разделения труда будет приводить и уже приводит к делению общества на наследственную элиту, с одной стороны, и зоны застойной бедности – с другой. Увеличивается неравенство в доступе к культуре и образованию – переход этих сфер на коммерческие рельсы способен через 2-3 поколения привести к формированию класса людей не просто бедных, но отсеченных от культурных и образовательных ценностей, что станет фактором потери культурного единства нации.

Деградация отношения к труду . В ситуации, когда труд, созидательная деятельность не является гарантией справедливого вознаграждения и заслуженного социального статуса трудовые ценности и трудовая этика в обществе неизбежно снижаются. Для России характерна проблема бедности работающего населения, включая квалифицированных специалистов. Среди самых низкооплачиваемых профессий наряду с грузчиками, охранниками и курьерами находятся медики, работники сферы образования, особенно дошкольного, и ученые (средняя зарплата педагога в бюджетном учреждении составляет 18 тыс. руб., воспитателя в детском саду – 16 тыс. руб.; опросы Фонда независимого мониторинга «Здоровье» показали, что половина всех медработников в России получает даже с учетом работы по совместительству не более 20 тыс. руб. в месяц). Статус «человека труда» в современном российском обществе существенно ниже социальной нормы.

Провалы территориального развития . Для России характерно крайне неравномерное развитие регионов по уровню доходов граждан. По данным Аналитического кредитного рейтингового агентства (АКРА) в 2016 г. 20% самых богатых регионов России имеют относительный уровень собственных доходов (налоговых и неналоговых поступлений, не включающих безвозмездные поступления из федерального бюджета) в 6,8 раза более высокий, чем 20% самых бедных.

По данным исследования National Bureau of Economic Research «Growth in Regions» в России разрыв благосостояния регионов по ВРП (валовый региональный продукт) доходит до 25-кратного (по данным Росстата – до 15-кратного), больше только в Венесуэле и Таиланде. Даже в Индии и Индонезии разрыв меньше. Диспропорции регионального развития ведут к миграции молодежи из бедных регионов в более перспективные. В результате, статус неблагополучной территории дополнительно закрепляется. Развитие внутренней мобильности в определенных пределах естественно и необходимо. Но модель расселения, подразумевающая концентрацию населения в нескольких крупных агломерациях при запустении остальных регионов несовместима ни с безопасностью государства, ни с устойчивым демографическим развитием.

Низкое качество базовых институтов . Базовые социальные институты и инфраструктуры создают средний класс и одновременно обслуживаются, поддерживаются им. Качественные школы, больницы, суды, полицейские участки, администрации, дороги, жилищно-коммунальные системы требуют большого количества хорошо оплачиваемых учителей, врачей, судей, полицейских, чиновников, инженеров. Это стоит довольно дорого, и в сверхполяризованном обществе на это просто не хватает ресурсов. В условиях деградации базовых инфраструктур разрастаются инфраструктуры особого доступа («приватизированная безопасность» огороженных элитных поселков, «приватизированное правосудие» коррумпированных правоохранителей и т.д.). Эти частные инфраструктуры, конечно, тоже создают оплачиваемые позиции, но в гораздо меньшем объеме и масштабе (не говоря уже о сопутствующих коррупционных эффектах). Кроме того, медицина, образование, арбитраж по хозяйственным договорам будут востребованы «элитами» за границей.

Так сверхполяризация создает эффект «дискомфортной страны» . Дискомфортной – в том числе для самих выгодоприобретателей экономики неравенства. Характерно, что они, как правило, ориентируют свои жизненные стратегии на страны с более равномерным распределением богатства. Кстати, это недооцененный парадокс современной социологии элит: капиталы и их носители бегут не только от избыточно уравнительной политики, но и из зон избыточного неравенства. Последние оказываются дискомфортными для жизни и малоинтересными для долгосрочных инвестиций.

Неравенство в условиях кризиса

В условиях экономического кризиса социальная поляризация и связанные с ней проблемы дополнительно усиливаются.

На фоне экономического роста нулевых годов социальные диспропорции сохранялись и даже продолжали нарастать. Но они воспринимались куда менее болезненно, поскольку в абсолютном выражении благосостояние «нижних слоев» увеличивалось. Особенно важным с точки зрения оздоровления общества оказалось «подтягивание» бюджетников к уровню доходов «среднего класса». В условиях сегодняшней стагнации это достижение оказывается под угрозой. Происходит сокращение реальных (с учетом инфляции) доходов населения и «вымывание» среднего класса. Он сохраняет пока значительный отрыв от нижних слоев, но каждый следующий кризис все больше ухудшает его положение.

Согласно данным Росстата, на сентябрь 2016 г. сокращение доходов населения продолжается 22 месяца подряд. Минэкономразвития полагает, что по итогам года они упадут на 4,7–4,9%, хотя раньше прогнозировало снижение лишь на 2,8% в базовом сценарии. Ускоряются и темпы падения – по данным Росстата, реальные располагаемые доходы граждан (деньги, которые остаются у человека после уплаты всех обязательных платежей) в августе 2016 года по сравнению с тем же месяцем предыдущего года сократились сразу на 8,3%, в июне спад оценивался в 4,8%, в июле - в 7,3%. В последний раз сопоставимый провал доходов был зафиксирован Росстатом в декабре 2008 года, когда они сократились сразу на 10,7% к предыдущему году.

В своем исследовании бедности Институт социологии РАН отмечает существенное ухудшение положения бедных за последнее десятилетие. Это касается жилищных условий – происходит геттоизация, концентрация бедных в коммуналках, общежитиях, зонах ветхой застройки и т.п., – роста доли услуг ЖКХ в структуре семейного бюджета, роста долговой нагрузки на социально уязвимые слои населения. Бедные не выживают, вопреки распространенному мнению, за счет «натурального хозяйства» – это скорее практика среднеобеспеченных домохозяйств. Бедные же, как правило, на данный момент не имеют ни земельных участков, ни подсобных хозяйств и люмпенизируются. Бедность в России сконцентрирована в сёлах и в малых городских населенных пунктах. В целом, как считают эксперты ИС РАН, положение бедных ухудшается как относительно других слоев населения, так и относительно ситуации десятилетней давности.

Одним словом, кризис бьет, прежде всего, по нижним и средним слоям общества. Разумеется, в этих условиях гипертрофированное неравенство воспринимается все более остро. Ведь «карнавал» сверхпотребления верхних слоев общества – включая не только крупный бизнес и топ-менеджеров, но и часть государственных служащих – по-прежнему продолжается. Это вызывает утрату доверия к власти и социальную депрессию, ощущение невозможности улучшить свою жизнь, безвыходности и отсутствия надежд. Отсюда, в том числе, возникает и весь тот веер социальных бед, которые фиксируются в России – алкоголизм, наркомания, высокий уровень насильственных преступлений. Можно говорить о фрустрации достаточно большой части населения относительно собственных перспектив при нынешнем устройстве общества и экономики. Люди не видят возможностей для улучшения своей жизни и связи между собственными усилиями и получаемым результатом.

Восприятие неравенства

Ставя проблему избыточного неравенства в России, важно избежать превратных и недобросовестных толкований. Мы исходим из того, что абсолютное равенство не является ни социальной нормой, ни социальным идеалом. Можно говорить об определенной «норме неравенства», варьирующей в разных обществах и эпохах. Проблема именно в том, что социальное неравенство в современной России крайне далеко от этой нормы, оно является патологическим – и с точки зрения количественного масштаба, и с точки зрения слабой (если не отрицательной) взаимосвязи богатства с заслугами перед обществом.

Разумеется, «норма неравенства», приемлемая для общества, не может быть выражена в каких-то точных показателях, но она довольно явно отражается в общественных настроениях. Социологические опросы показывают, что даже самые бедные россияне далеки от стремления «все отнять и поделить». В российском обществе наблюдается достаточно здоровое и спокойное отношение к неравенству, вызванному заслугами человека, его достижениями и трудом. Соцопросы ИС РАН последних лет (2011-2016 гг.) показывают, что люди разного достатка допускают существование неравенств, возникших на справедливых, по их оценкам, основаниях, связанных с разницей в талантах и усилиях, с большей эффективностью работы. Подавляющее большинство населения согласно также с тем, что различия в доходах справедливы, если у людей имеются равные возможности для заработка. При этом «подавляющее большинство граждан называет существующие различия в доходах слишком большими (83%), две трети считают сложившуюся систему распределения частной собственности в России несправедливой, и столько же граждан полагает, что люди не получают достойного вознаграждения за свои навыки, способности и квалификацию».

Важно отметить, что существующие сегодня в России социальные неравенства кажутся несправедливыми всем слоям населения независимо от их уровня жизни и динамики личного благополучия. Однако особенно несправедливым кажется российское общество работающим россиянам, которые не видят связи между своими трудовыми усилиями и улучшением своего положения.

Этот разрыв между действительностью и существующей в сознании людей социальной нормой имеет не только этическое, но и экономическое измерение. В социально-экономических дискуссиях мы часто упускаем из виду, что соответствие хозяйственного уклада нравственным представлениям и ориентирам общества является не ограничителем экономической эффективности, а его важнейшей предпосылкой. Одним из очевидных этических запросов нашего общества является справедливость, понятая не как механическая «уравниловка», а как воздаяние, пропорциональное труду, знаниям и таланту. Несоответствие окружающей реальности этому представлению – важнейший источник демотивации и социальной депрессии. И наоборот, постепенная реализация запроса на справедливость способна сделать экономические и управленческие процессы более эффективными. И в частности – создать отсутствующее сегодня взаимное доверие и взаимную лояльность между социальным большинством и высшими слоями общества.

Политика социального выравнивания

История послевоенного развития индустриальных стран по обе стороны «железного занавеса» хорошо показывает эту взаимосвязь между социальной справедливостью и экономическим ростом. Даже сегодня, после того, как маятник сильно качнулся в другую сторону (в сторону финансовой глобализации и интересов элит), развитые страны демонстрируют в среднем куда меньшую степень неравенства, чем страны «третьего мира».

Многие уверены, что возможность более равномерного распределения богатства – просто награда за экономический успех. Действительно, как бы ни распределялось богатство, прежде всего, его необходимо создать. Однако, как отмечает нобелевский лауреат Пол Кругман, «общество среднего класса не появляется автоматически по мере развития экономики; его необходимо создавать политическими средствами».

В целом, параметры распределения богатства далеко не всегда можно представить как производную от рыночных процессов. Например, если в США пропорция доходов между топ-менеджментом крупных компаний и рядовыми сотрудниками составляет 1:200, то в Японии 1:16 (это данные, на которые ссылается в своей книге «Цена неравенства» другой нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц). Эта разница между США и Японией не отражает степень эффективности корпоративного управления и не является следствием каких бы то ни было «законов рынка». Скорее соответствующая пропорция оплаты труда в корпорациях является элементом негласного общественного договора – корпоративной культуры, социальных норм и установок, политической расстановки сил. Аналогичное верно и для стран. Там, где неравенство введено в разумное русло, это стало результатом определенного политического баланса, найденного, в том числе, за счет целенаправленной политики выравнивания доходов и социальных шансов.

Вполне подходящим временем для такой политики социального выравнивания является период стагнации экономики. Характерно, что именно в затяжной период Великой депрессии в США были заложены институциональные основы более справедливого и – как выяснилось впоследствии, на новом витке экономического роста – более эффективного общества.

Сегодня, когда граждане страны в целом уже осознали, что вошли в непростой период «затягивания поясов», важно сделать так, чтобы бремя преодоления трудностей ложилось не только на плечи средних и нижних слоев общества. Это вопрос политической устойчивости в условиях кризиса. Это вопрос эффективности самих антикризисных мер (которые вряд ли дадут эффект без поддержки внутреннего потребительского спроса). И, наконец, это вопрос наших посткризисных перспектив – более здоровой социальной основы для будущего цикла экономического роста.

Борьба с избыточным неравенством имеет целью не только перераспределение общественного богатства, но и стимулирование его создания, поскольку существующее неравенство во многом порождено широким распространением или откровенно незаконных или малоэффективных с точки зрения максимизации общественного блага способов обогащения.

Перечислим, не претендуя на полноту перечня мер и формулировку готовых рецептов, некоторые группы задач, связанных с исправлением наиболее острых социальных диспропорций.

Прогрессивное налогообложение

В подавляющем большинстве развитых стран применяется прогрессивная шкала налогов на доходы физических лиц. Плоская шкала НДФЛ является не правилом, а исключением. Более того, фактически нынешняя плоская шкала НДФЛ для обеспеченных граждан является регрессионной, так как они, в отличие от малообеспеченных слоев населения обладают возможностью уменьшить налогооблагаемую базу за счет различных форм налоговой оптимизации. При этом вовсе не обязательно копировать наиболее радикальные образцы стран скандинавского социализма, где предельная ставка для богатых доходит до 60-70%. Кроме того, шкала НДФЛ должна предусматривать налогообложение свыше 13% лишь для доходов, существенно превышающих уровень среднего класса. В прогрессивных шкалах часто предусматривается освобождение от налогообложения бедных групп граждан.

Другими «выравнивающими» налогами являются прогрессивные шкалы налогов на имущество, недвижимость, наследство и др. Здесь, как и в случае с НДФЛ, важно, чтобы высокие ставки не коснулись массы граждан с низкими и средними доходами.

Общий принцип выравнивания неравенств в налоговой сфере должен быть таким – нетрудовые доходы должны облагаться большим налогом, чем трудовые. В частности, введение прогрессивной шкалы НДФЛ потребует корректив в налогообложении дивидендов. Сейчас в РФ налог на дивиденды составляет 20% для российских юридических лиц, 15% – для иностранных (может снижаться до 5% в рамках двусторонних договоров об избежании двойного налогообложения, как, например, с Кипром), 13% – для акционеров-физлиц. Фактически, владеть акциями выгоднее всего через иностранные фирмы-прослойки. Выведение прибыли в дивиденды является сегодня одним из механизмов минимизации налогообложения доходов компаний и увода средств в оффшоры.

Реальная деофшоризация

Под иностранной юрисдикцией находится, по разным оценкам, 80-95% крупной российской собственности (в т.ч. и большая часть списка стратегических предприятий России). Из российской экономики ежегодно утекает 120–150 млрд. долл., из которых 70–80 млрд. долл. - это движение денег через оффшоры. Увод капиталов из России и работа компаний через оффшоры лишают российскую экономику таких средств, которые не компенсируют никакие налоги на доходы физических лиц.

Ряд мер по деофшоризации уже принят. В частности, с 2016 года в России начал действовать закон о контролируемых иностранных компаниях. Этот закон требует от российских налоговых резидентов раскрывать налоговым органам структуру иностранных компаний, которыми они владеют, и платить налоги с их нераспределённой прибыли по ставкам, которые действуют внутри страны (13% для физических и 20% для юридических лиц). Однако на практике российские предприниматели предпочитают просто быть нерезидентами (для этого надо проводить в России менее 183 дней в году) либо регистрируют оффшорные структуры на третьих лиц и в любом случае стремятся избежать регистрации своих компаний в российской юрисдикции.

Ужесточение требований в этой сфере, по мнению сторонников сложившейся модели, только вытолкнет бизнес из России. Однако этот аргумент неуместен в отношении того бизнеса, который занимает ниши в высокорентабельных секторах (как правило, извлекая ренту в широком смысле слова – за счет тех или иных преимуществ на российском рынке) и/или пользуется преференциями от государства (госзакупки, субсидии и т.д.). Между тем, эта категория бизнеса в России весьма значительна, и именно ее возможно и необходимо вернуть в российскую юрисдикцию с помощью соответствующего регулирования (в частности, обсуждаются инициативы по разработке статуса национальной компании как условия допуска к работе с гостендерами и инструментами господдержки, отдельным стратегически важным и/или высокодоходным видам хозяйственной деятельности).

Приоритет – качество общедоступных социальных инфраструктур

Тенденция к планомерному сокращению бесплатного сектора в образовании и медицине (по принципу – за качественные услуги надо платить) идеологически ошибочна. Можно признать, что современные практики социальных государств создают серьезные социокультурные риски, связанные с поощрением иждивенческих настроений и моделей поведения. Но акцент на поддержании качественных и общедоступных социальных инфраструктур полностью лишен этих рисков. Они не создают искаженных стимулов для «нижних слоев», а помогают им подтягиваться «наверх».

По некоторым оценкам, «социализированные» модели образования и медицины могут быть не только более справедливыми (в соответствии с критериями и представлениями нашего общества), но и более эффективными, чем «коммерциализированные». Показателен в этом отношении пример США. Имея более высокие медицинские расходы на душу населения (и самые передовые медико-биологические технологии), США (то есть система с явным преобладанием частного медицинского страхования) уступают странам с сильной системой государственного медицинского страхования (таким, как Канада, Франция, Великобритания) в ключевых показателях здоровья населения (включая ожидаемую продолжительность жизни). Аналогичное верно и для образовательных моделей. Те же США компенсируют сложившуюся в образовательной сфере социальную сегрегацию (систему, когда, не родившись в состоятельной семье и не попав в хорошую школу, человек практически лишен шанса на социальные лифты) за счет активного «импорта мозгов». Но для стран, которые, с одной стороны, не являются центром глобальной научно-образовательной миграции, а с другой – не готовы смириться с участью глухой интеллектуальной провинции, необходимы другие решения. Только бесплатное основное и дополнительное образование способно обеспечить наибольшую реализацию интеллектуального потенциала собственного общества, становясь тем «ситом», в котором государство может выделить самых способных детей и подростков и дать им возможности для дальнейшей реализации. Это касается как общеобразовательной школы, так и системы спортивных, научных секций, художественных и музыкальных школ.

Социальная поддержка семьи

Как уже было отмечено, сегодня самой социально уязвимой (и одновременно социально значимой) категорией населения является молодая семья с двумя и более детьми. Кормильцы таких семей поставлены в заведомо невыгодное положение на рынке труда, именно они несут существенную нагрузку образовательных и медицинских расходов, своими «родительскими инвестициями» они обеспечивают будущее страны. И более узко – «пенсионное будущее» населения, включая его бездетную часть. Но эти инвестиции не вознаграждаются обществом. За исключением «материнского капитала», меры государственной поддержки семей с детьми весьма незначительны. Если вынести за скобки меры, требующие существенного повышения государственных расходов, заслуживают обсуждения возможные модели перестройки налоговой политики в интересах семей с детьми. Речь может идти о налогообложении доходов домохозяйств вместо доходов физических лиц (что позволит учитывать среднедушевой доход семьи при определении налоговой нагрузки), более существенных налоговых льготах для семей с детьми, дополнительном налоге на бездетных (по аналогии с существовавшим в СССР «налоге на холостяков, одиноких и малосемейных граждан») и других мерах, которые, не увеличивая общую фискальную нагрузку, перераспределяют ее с учетом социально-демографических приоритетов.

Социально ориентированные подходы в жилищной политике

Если говорить о социальном самочувствии семьи, то, очевидно, доступность жилья является одним из ключевых его факторов. По данным социологических опросов, улучшить свое жилищное положение хотят более 40% россиян, фактически же это доступно единицам процентов населения. При этом именно на ипотеку делается основная (до последнего времени – по сути единственная) ставка в решении жилищного вопроса в России. Отметим, что подавляющее большинство ипотечных кредитов, независимо от их условий, выдается на покупку 1-2 комнатных квартир – никакие, даже самые льготные условия ипотеки не дают возможности большинству заемщиков позволить себе больший метраж. Более того, началось строительство «малометражных» квартир площадью около 20 м., фактически новых хрущевок. Очевидно, что это путь в демографический тупик, не говоря уже о том, что такое жилье не отвечает цивилизованным нормам метража на человека.

Одной из альтернатив ипотеке является социальный найм, заключение договора аренды на много лет. Сейчас он распространяется только на малоимущих, а доля государственного и муниципального жилищного фонда составляет менее 15%. В мировой практике оптимальным показателем считается, если на социальный найм приходится треть жилого фонда. Однако девелоперы не заинтересованы в строительстве доходных домов – доходность от сдачи в аренду жилья сегодня составляет 3-6% годовых, выгоднее просто положить средства на депозит. Государство должно либо дополнительными мерами обеспечить привлекательность такого рода проектов для застройщика, либо само непосредственно их финансировать. Фактически необходимо реализовать программу массового строительства жилищного фонда социального использования.

Альтернативой долевому строительству могло бы являться возрождение механизма ЖСК и ЖНК – жилищно-строительных и жилищно-накопительных кооперативов. В отличие от ипотеки, где подразумевается наличие залога в форме покупаемой собственности, жилищные кооперативы не накладывают обременения на приобретаемую недвижимость, а лишь позволяют оформить право собственности после окончательной выплаты пая. Однако на фоне недоверия к любым накопительным схемам эта форма жизнеспособна только при условии механизмов господдержки и гарантий для системы жилищно-строительных кооперативов.

Приоритет коренного населения на рынке труда

Массовая иммиграция низкоквалифицированной рабочей силы (преимущественно из государств Средней Азии) стала существенным фактором давления на качество жизни в России. Это связано и с проблемами этнокультурной интеграции, и с негативными эффектами демпинга рабочей силы, «сбивающего цену» в нижних сегментах рынка труда и дестимулирующего модернизацию, и с ухудшением криминогенной обстановки, и со снижением качества социальных инфраструктур общего доступа (школы, больницы, роддома, рекреационные городские пространства, не рассчитанные, по проектным нормативам, на такой дополнительный «проблемный» контингент). Совокупность этих обстоятельств приводит к тому, что в России, как и в ряде других стран, массовая инокультурная иммиграция способствует люмпенизации коренного населения, приглашая его к участию в своеобразной «гонке на дно».

Некоторые меры по ограничению нежелательной миграции в последние годы были приняты. Однако миграционная политика страны по-прежнему нуждается в комплексных изменениях, которые бы, с одной стороны, позволили облегчить наем квалифицированных мигрантов из развитых и / или культурно близких стран, а с другой, ужесточить въездной барьер для тех категорий иммигрантов, которые характеризуются низкой социально-профессиональной квалификацией и высокой культурной дистанцией по отношению к принимающему обществу. Такого рода меры не несут экономических рисков (в России нет дефицита трудоспособного населения – особенно в условиях кризиса; напротив, есть большой резерв для повышения производительности труда; в большинстве отраслей, где задействован труд мигрантов, возможно внедрение трудосберегающих технологий и/или разумное улучшение условий и оплаты труда для привлечения местного населения), при этом они способны существенно улучшить социальный климат в обществе.

Территориальное выравнивание

На данный момент в Москве и Московской области с учетом временно проживающих находится до 25 млн. чел. – 18% населения России. В Москве находятся 78% головных офисов крупнейших российских компаний. С учетом гигантских региональных диспропорций как в плотности населения, так и в доходах регионов важно поощрять (в т.ч. и мерами налогового стимулирования) более равномерное расселение, распределение налоговой базы и размещение производительных сил. Тем, кто готов работать и жить в селах и деревнях, можно предоставить льготные условия владения землей, недвижимостью и т.п. Регионам необходимо больше прав на доходы, генерируемые на их территории – иначе они не заинтересованы в создании условий для развития бизнеса. При этом без масштабных инфраструктурных госпрограмм и государственной политики по развитию территорий сами по себе эти неравенства будут лишь нарастать.

Стоит отметить, что концентрацией материальных благ в России отличаются именно административно-политические центры: уровень жизни в современной столице намного выше уровня областных центров, включая бывшую столицу, а уровень жизни в любом областном центре выше, чем в других городах той же области. При прочих равных условиях статус административного центра даёт населённому пункту очевидные бонусы. Это говорит о том, что региональное неравенство возникает не только в силу географических или экономических, а прежде всего в силу политических причин, и должно преодолеваться политическими же инструментами.

Формирование социально-ответственной модели бизнеса

Это комплексная задача, которая может решаться сразу на нескольких направлениях. Перечислим некоторые из них.

• Расширение участия трудовых коллективов в собственности и управлении компаний. В целом, развитие солидарных отношений между нанимателями и работниками, особенно на уровне малого и среднего бизнеса. Примером могут служить неакционированные предприятия Германии, возникшие в рамках социальной рыночной экономики, корпоративные традиции Японии и Южной Кореи – здесь речь идет и о крупных корпорациях, выстроенных с учетом восточноазиатского менталитета и национальной культуры.
• Выравнивание пропорций оплаты труда в крупных компаниях. По некоторым исследованиям, топ-менеджеры российских корпораций имеют больший объем вознаграждений, чем их западные коллеги, и, соответственно, демонстрируют больший разрыв в оплате труда с рядовыми сотрудниками. Инициативы по установлению более разумных внутрикорпоративных пропорций пока не возымели эффекта.
• Развитие форм и механизмов социального предпринимательства, так называемых преобразующих инвестиций (инвестиции в проекты, развивающие территории, дающие новые возможности населению, создающие позитивные культурные и социальные эффекты, требуют особой поддержки со стороны государства и общества).
• Развитие корпоративных систем социальной поддержки и социальных инфраструктур (собственные детские сады, поликлиники, адресная поддержка пенсионеров-бывших работников предприятия, льготные кредиты работникам, реализация собственных жилищных программ для удержания и стимулирования кадров и т.д.).
• Легитимация крупного бизнеса, связанного с историей приватизации 1990-х гг. Нерешенность этой проблемы остается одним из главных институциональных дефектов постсоветского капитализма. В 2012 г. в качестве кандидата в президенты страны В.В. Путин выдвинул идею разового компенсационного налога – по аналогии с «налогом на конъюнктуру», примененного после приватизации в Великобритании. В дальнейшем идея не получила развития. В случае целого ряда активов последующая смена собственников затрудняет применение этой схемы. Альтернативой может служить своего рода легитимация через развитие – через масштабные публично значимые промышленные и инфраструктурные проекты общенационального уровня, реализуемые соответствующими компаниями (или финансируемые при их участии).

Выводы

Конкретные формы политики социального выравнивания требуют отдельного профессионального обсуждения. Цель этого текста – предложить не готовые рецепты такой политики, но аргументы в пользу того, чтобы увидеть в ней один из национальных приоритетов на ближайшую перспективу. Суммируя сказанное, эти аргументы можно свести к нескольким тезисам:

• Масштаб социального неравенства в России является патологическим, аномальным на фоне стран с сопоставимым уровнем развития и на фоне собственного экономического потенциала страны.
• Избыточное неравенство обрекает нас на социальную деградацию и экономическую отсталость, а также ставит под вопрос культурно-цивилизационное единство общества. Причем в условиях кризиса эти вызовы дополнительно усиливаются.
• Общественные настроения в России характеризуются, с одной стороны, неприятием существующей модели социальной поляризации, с другой – здоровым восприятием неравенства, основанного на заслугах.
• Запрос общества на социальную справедливость является по сути своей консервативным (основанным на традиционном представлении об обязанностях разных слоев общества перед общественным целым), а не социал-радикальным запросом. Его реализация одинаково важна с точки зрения улучшения морального климата и экономической эффективности.
• Более равномерное распределение богатства в обществе не происходит автоматически по мере экономического роста, а является плодом сознательных и планомерных политических усилий.
• Комплекс мер, нацеленных на преодоление избыточного неравенства, способен послужить основой социальной стратегии государства в текущий исторический период.

Иными словами, даже при нынешних параметрах экономического развития мы сможем стать более здоровым и солидарным обществом, если будем готовы выработать и реализовать комплекс мер по преодолению острых социальных диспропорций. Такие меры должны образовать своего рода пакт социальной ответственности элиты в условиях экономической стагнации и внешнего давления на страну.

Текст подготовлен по материалам доклада клубу «Русский предприниматель»

Некоторые эксперты оспаривают эти цифры на том основании, что в них, вероятно, не учтена реальная, коммерческая стоимость жилья, находящегося в собственности у граждан и полагают, что, с учетом этой коррективы, 1% населения в России принадлежит «лишь» половина всех активов, а не три четверти. Но, с другой стороны, значительная часть активов «верхней» прослойки находится в тени (в трастовых фондах, оффшорных юрисдикциях) и не может быть напрямую учтена. Поэтому погрешности учета могут иметь место с обеих сторону и уравновешивать друг друга.

Эдриен: Привет, я Эдриен Хилл. М-р Клиффорд: А я мистер Клиффорд, и добро пожаловать в Crash Course Экономика. Эдриен: Сегодня мы сосредоточимся на макроэкономике и поговорим об экономических системах и странах, которым они нравятся, понимаете, да? М-р Клиффорд: "Экономические системы и страны, которым они нравятся. Понимаете, да?" Что это вообще значит? Эдриен: Я пытаюсь придумать пикантное название для сегодняшней серии. Ладно, попробуем вот это. Как вам вот это: "экономические системы и страны, которые они прельщают"? М-р Клиффорд: Нет. Нет. Эдриен: Или как экономические системы и страны "встречаются". М-р Клиффорд: Я даже не знаю, что сказать. Стэн, пускай заставку. Эдриен: Продолжим с того, на чем закончили в прошлый раз. У всех есть нужды. Еда, мобильные телефоны, хорошее образование, золотой Apple Watch за $10.000, но как нам говорят Роллинг Стоунз, не все, что хочешь, можно получить. У нас нет бесконечного количества ресурсов - сырья, работников и времени, так что нам приходится выбирать. Кстати, фу, кому такое нравится? Я пойду поменяю рубашку. Сделаю другой выбор. Эта рубашка намного лучше, правда? Итак, нам как общественному строю нужно определиться с тремя вопросами: Номер один: что производить, номер два: как это производить, и ромер три: кто это получит. Ответьте на эти три вопроса и получите экономическую систему! Всё это глубоко связано с историей и эволюцией экономической мысли, о чем мы расскажем в одном из будущих роликов. Сегодня мы побеседуем о современном мире. Рассмотрим две разные экономические системы: рыночную экономику и плановую экономику. М-р Клиффорд: всё сводится к тому, кто владеет и управляет факторами производства. Это то главное, что необходимо для производства, и Карл Маркс выделял в качестве факторов землю, труд и капитал. Он даже написал об этом книгу, "Капитал". В плановой экономике факторами производства управляет государство, и легко предположить, что это то же самое, что и коммунизм или социализм, но это не совсем верно. Согласно Карлу Марксу, "коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности [на средства производства]". Так что настоящий коммунизм - бесклассовое общество. Бесклассовое - это такое общественное устройство, в котором факторы производства принадлежат всем, а продукция распределяется поровну. Типа как в Китае, на Кубе и в бывшем Советском Союзе, но так, да не так. На практике ни в одной стране никогда не было настоящего коммунизма. Есть много социалистических стран. Зачастую при социализме есть и частная собственность, и некоторая общественная собственность и управление производством. Целью является выполнение определенных общих задач и обеспечение бесплатного и лёгкого доступа к таким вещам как образование и здравоохранение. И при коммунизме, и при социализме имеет место экономическое планирование, и государство, обычно в виде некоего бюрократического учреждения, помогает решить, что производить, как это производить, и кто это получит. Если экономика полностью управляется государством, вплоть до количества туфлей, которые нужно произвести, то это называется командной экономикой. Эдриен: На другом конце спектра находится свободная рыночная экономика, или капиталистическая экономика. Факторы производства принадлежат частным собственникам, а государство не лезет не в свои дела и придерживается принципа невмешательства ("laissez faire") в отношении производства и торговли. В свободной рыночной экономике предприятия производят вещи типа машин не для того, чтобы принести пользу человечеству, а потому что они хотят получить прибыль. Так как потребители, т.е. мы с вами, могут выбрать, какую машину они хотят, производителям машин нужно делать машины с правильными характеристиками по правильной цене. Экономисты называют это невидимой рукой. Уууууууууу. Если потребители предпочитают машины одной компании, то это предприятие получит больше прибыли и побуждение производить больше машин. Производители машин, не предлагающие машин, которых хотят люди, исчезнут. Вы, может быть, слышали о DeLorean? Машина выглядела классно, но купить ее хотели немногие. Видимо, она отличалась высокой ценой, низкой мощностью и плохой сборкой. И на ней на самом деле было нельзя путешествовать во времени. Этот принцип распространяется на все остальные рынки, типа мобильных телефонов или туфлей. Редкие ресурсы пойдут на производство наиболее желанных вещей и будут использованы более-менее рационально. В конце концов, если предприятие расточительно и неэффективное, или делает что-то, что никто не хочет покупать, то какое-нибудь другое предприятие будет делать похожий товар, только лучше, или дешевле, или и то и другое. Если на товар нет потребительского спроса, на его производство не будут зря истрачены ресурсы. Мы часто воспринимаем рынки как должное, но посмотрите на альтернативу. Допустим, что за принятие решений о том, какие именно модели машин, телефонов и туфлей нужно производить, отвечает некоторое государственное учреждение. Думаете, оно смогло бы быстро реагировать на изменения во вкусах и предпочтениях? Если бы машины производила одна государственная монополия, думаете, производство было бы эффективным? М-р Клиффорд: Невидимая рука рынка - это представление о том, что индивиды и предприятия, преследуя собственные корыстные интересы, удовлетворяют потребности общества. На конкурентных рынках ищущие прибыли предприятия имеют стимул производить высококачественные товары максимально эффективным способом. Словами Адама Смита, "Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов". Выглядит так, будто свободный рынок идеален и нам даже не нужно государство, но это не совсем верно. Есть ряд задач, которые должно выполнять государство, потому что свободные рынки этого делать не станут. Во-первых, поддержание правопорядка. Нам нужны законы, полиция, договоры и суды, чтобы всё шло спокойно. Во-вторых, нам нужны общественные блага и услуги, такие как дороги, мосты, образование и оборона, потому что товары не доберутся до потребителей, если мосты рушатся, а потребители не могут сделать хороший выбор, если они необразованы, и никому нет дела до покупки нового айфона, если на голову валятся бомбы. В-третьих, государство иногда должно иногда вмешиваться, если рынки ошибаются, но что это вообще значит? Эдриен: Ну, давайте вернемся к производству машин. Свободный рынок производит то, что мы, потребители, хотим купить, и когда мы покупаем, мы думаем о том, как машина выглядит, того ли она цвета, возможно, думаем, безопасна ли она, сколько она стоит. Большинство из нас не беспокоятся о загрязнении воздуха. Мы особо не задумываемся о том, кто сделал нашу машину, сколько им платили, какие были условия на заводе; вот здесь государство должно вмешиваться для регулирования производства. В свободной рыночной экономике, такой как в США, вы можете думать, что государство не указывает автопроизводителям, какие модели машин производить и как их производить, но вообще-то оно указывает. Машины должны удовлетворять строгим экологическим стандартам и стандартам безопасности, и существуют законы, предписывающие, сколько производители могут загрязнять, и как следует обходиться с рабочими, и вот большое открытие: современные экономики ни полностью свободно рыночные, ни полностью плановые. Существует спектр участия государства. Например, на одном конце у нас Северная Корея. Там командная экономика, производство полностью контролируется государством. На другом конце у нас такие страны, как Новая Зеландия; там частная собственность, мало налогов и мало регулирования. Посередине у нас остальной мир. Так что большинство современных экономик - на самом деле смешанные экономики, и со свободным рынком, и с государственным вмешательством. М-р Клиффорд: Отличный способ объяснить смешанную экономику - посмотреть на штуку под названием "модель круговых потоков". Отправимся в Облако Мысли. Современная экономика состоит из домохозяйств, то есть индивидов вроде нас с вами, и предприятий. Предприятия продают товары и услуги домохозяйствам на товарном рынке - это любое место, где продают и покупают товары и услуги. Домохозяйствам надо платить за эти товары и услуги, но где им взять деньги? Домохозяйства зарабатывают деньги, продавая предприятиям такие ресурсы как труд. Это делается на рынке ресурсов. Предприятия используют деньги, заработанные ими на продаже товаров на товарном рынке, чтобы заплатить за ресурсы на рынке ресурсов, а домохозяйства используют деньги, заработанные на рынке ресурсов, чтобы купить товары на товарном рынке. Но вот еще один ключевой игрок в экономике: государство. Государство тоже покупает товары и ресурсы. Например, они покупают у предприятий машины и нанимают государственных служащих, которые будут на них ездить - полицейских. Государство платит за общественные блага, такие как дороги и мосты, и за общественные услуги, оказываемые пожарными и учителями. Они также обеспечивают передаточные платежи нуждающимся индивидам и субсидии предприятиям, чтобы производить вещи типа экономичных автомобилей. Но откуда государство берет деньги? Ну, что-то оно получает в виде налогов от домохозяйств и предприятий, что-то берет в долг, но об этом поговорим позже. В общем-то, это всё. Это круговой поток товаров, ресурсов и денег, и взаимодействия между предприятиями, индивидами и государством. Всё станет сложнее, когда вы добавите международную торговлю и финансовый сектор, но пока что упрощенная модель круговых потоков показывает, как работает современная экономика. Эдриен: Спасибо, Облако Мысли. Мы установили, что экономики отличаются друг от друга объемом государственного вмешательства, но важно иметь в виду, что экономики могут меняться. Со временем Дания и Канада приняли элементы плановой экономики, навроде всеобщего здравоохранения. Китай, с другой стороны, добавил в свою экономику элементы свободного рынка, и теперь там меньше государственной собственности и управления производством, так что в коммунистическом Китае на самом деле социалистическая рыночная экономика. Но какой тип экономики лучше, и насколько следует вмешиваться государству? Трудно найти поддерживающих командную экономику за пределами Северной Кореи, и может быть ностальгирующих кубинцев и русских. Те, кто поддерживают социализм, отметят высокий уровень жизни в Дании и низкое неравенство доходов, но энтузиасты свободного рынка отметят огромный экономический рост в Китае и увеличение среднего класса, последовавшие за отходом от централизованного планирования. В конечном счете, оптимальный уровень государственного вмешательства зависит от ваших личных ценностей. Например, что, по вашему мнению (если оно у вас есть), следует делать государству для помощи бедным? Считаете ли вы, что каждый индивид должен сам себя обеспечивать, и будь, что будет, или вы думаете, что государству следует вмешаться в качестве страховочной сетки и помочь оплатить еду и здравоохранение? Что если человек сам сделал выбор, который привел их к финансовым трудностям, например, играл в азартные игры, или сам довел себя до болезни, например, курением? Следует ли обществу ему помогать? Ну, экономисты не могут дать ответ на вопросы такого рода. Извините. Не значит, что они бессердечны. Они просто работают в области эмоций. Как говорил экономист Томас Соуэлл, "нет решений, есть только компромиссы". Конечно, было бы здорово, если бы мы могли победить бедность и обеспечить здравоохранение для всех, но нам придется от чего-то отказаться для этого. Когда мы заставляем производителей машин следовать стандартам экологии и безопасности, это приводит к росту производственных затрат и, вероятно, увеличению цен на автомобили, но это также уменьшает загрязнение и потребление ископаемого топлива, что, как мы надеемся, улучшит общественное здоровье и сэкономит нам деньги в долгосрочной перспективе. Всегда есть альтернативные издержки, и нужно решать, стоит ли оно того - ну, это решать вам и вашим избранным представителям и кучке лоббистов. Дэн Сяопин превратил Китай из страны с ужасающей нищетой и голодом в современного экономического гиганта. Касательно этого спора он сказал: "неважно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей". Что напомнило мне о той зеленой рубашке, это была хорошая рубашка. Сейчас вернусь. М-р Клиффорд: Давайте подведем итоги. На практике, почти все страны находятся где-то между крайностями командной экономики и полностью свободной рыночной экономики. Потому что смешанные экономики, похоже, лучше всего управляются с круговым потоком товаров, денег и ресурсов. Но спор между свободным рынком и государственным управлением не закончится никогда. Эдриен: Ну, вообще-то, он закончится, когда закончится человечество, потому что микроскопические организмы не разделяются на фракции из-за экономических теорий, но, в любом случае, вот почему вам жизненно важно знать о преимуществах и ограничениях экономических систем, и поддерживать решения, которые приближают к цели, а не сидеть в ловушке одной идеологии. Экономические теории и модели могут выглядеть очень здорово, но когда их используют в реальном мире для управления делами миллиардов людей, то оказывается, что некоторая гибкость очень важна. М-р Клиффорд: Спасибо, что посмотрели. Увидимся на следующей неделе. Эдриен: Crash Course делается с помощью всех прекрасных людей, которым точно нравятся пикантные названия, если понимаете, о чем я. Если вы хотите, чтобы Crash Course всегда оставался бесплатным для всех, пожалуйста, подумайте о том, чтобы оформить подписку на Patreon. Patreon - это сервис добровольной подписки, позволяющий вам ежемесячно оплачивать любую сумму по вашему желанию и позволять Crash Course существовать. Спасибо за просмотр, и не забывайте бить через край.

Это зафиксировали эксперты РАНХиГС, проанализировав данные Росстата. Коэффициент, который показывает разницу между доходами 10% самых богатых и 10% самых бедных, в I квартале 2017 г. вырос по сравнению с I кварталом 2015 г. Если посмотреть на динамику социального разрыва по годам (данные в инфографике), то видно, что он сейчас значительно выше, чем был в 2000 г. Между тем людей с доходом ниже прожиточного минимума тогда было в 2 раза больше — 42,3 млн против 19,8 млн в 2016 г. Почему же при успехах в борьбе с бедностью так сильно выросло и продолжает расти социальное неравенство?

Нефтяной пирог

«По нашим расчётам, уровень социального неравенства выше, озвученного Росстатом, — говорит научный руководитель Всероссийского центра уровня жизни, главный научный сотрудник РЭУ им. Плеханова Вячеслав Бобков . — Мы сравнивали доходы наименее обеспеченных (со среднедушевым доходом ниже 10 тыс. руб.) и наиболее обеспеченных (с доходом выше 110 тыс. руб.). В итоге получили разрыв в 21 раз. А аналитики из швейцарского банка Credit Suisse помимо доходов учитывали недвижимость, капиталы в акциях и пр. и выяснили, что уровень неравенства в России выше, чем в любой другой крупной экономике мира.

Дело в том, что у нас в стране сложилась распределительная система денежных ресурсов. Начиная с 2000 г. за счёт высоких цен на нефть в стране образовались дополнительные доходы. Но эта прибавка распределялась в пользу группы высокообеспеченных граждан, которые имели своих лоббистов во власти. А малообеспеченным доставалась незначительная часть, она позволила поднять их уровень жизни, поэтому число бедных в стране сократилось. Но социальный разрыв в доходах бедных и богатых увеличился, потому что последние наращивали свой капитал более быстрыми темпами. Сейчас, когда экономика в кризисе, ресурсов стало меньше. Богатые, пытаясь сохранить своё положение, начинают оберегать их более ревностно и урезают долю малообеспеченных, поэтому разница в доходах опять начала расти».

«По уровню бюджетных расходов на душу населения Россия занимает 63-е место, — поясняет директор Центра стратегических исследований Михаил Бочаров . — У нас этот показатель 1474 долл. на человека. Для сравнения: в Китае с населением 1374 млн человек эта цифра — 1765 долл., в Эстонии — 6981 долл., а в Норвегии — 44 662 долл. Это значит, что пенсии, социальные выплаты, зарплаты бюджетников у нас маленькие. И с каждым годом с учётом инфляции (реальной, а не официальной) их покупательная способность становится всё меньше, а богатые продолжают богатеть. Недавно в СМИ появилась информация о том, что одна известная компания выплатила премию членам правления в 1,5 млрд руб., то есть каждый из 10 топ-менеджеров получил по 150 млн руб., или 16 годовых заработков Президента РФ».

Обрезать «золотые парашюты»

«Да, в стране индексируются пенсии, вводятся новые социальные пособия, — отмечает Вячеслав Бобков. — Но сам маховик, запущенный распределительной системой, работает в интересах финансовой олигархии. Вспомните, кому в кризис выделялась самая большая финансовая поддержка? Банкам! Чтобы остановить этот маховик, нужны комплексные реформы».

Во-первых, должна быть изменена политика в области оплаты труда. О повышении минимального размера оплаты труда до уровня прожиточного минимума говорят с 2000 г. Но только на днях проект закона, уравнивающего эти величины, внесён в правительство. Чиновники говорят, что на его реализацию уйдёт несколько лет. Как уже писал «АиФ», необходимо разобраться с разрывами в зарплатах между рядовыми работниками и топ-менеджерами в одной и той же отрасли. Законодательно установить величину этой разницы не только в государственном, но и в коммерческом секторе, как это сделано в некоторых странах мира. Наконец, нужно умерить аппетиты топ-менеджеров компаний с госучастием — с их многомиллионными премиями и «золотыми парашютами».

Второй способ сглаживания разницы в доходах богатых и бедных — прогрессивный налог. «Людей с доходом до 30 тыс. руб. в месяц от налога можно вообще освободить, — рассуждает Михаил Бочаров. — Для доходов выше этой суммы ввести прогрессивную шкалу налогообложения». Эта схема работает в большинстве стран мира. Например, во Франции доход домохозяйства до 809 евро в месяц (50 тыс. руб.) не облагается налогом, с дохода до 140 тыс. руб. налог платится по ставке 14%, дальше — больше. Максимальная ставка — 41%. Однако все попытки ввести в России прогрессивный налог встречают резкое сопротивление. «Чиновники говорят, что с его появлением мы получим рост серых зарплат. Но у нас, по словам главы Минфина А. Силуанова , годовой объём серых зарплат уже 10 трлн руб. — половина от того, что выплачивается в белую, — недоумевает М. Бочаров. — Может быть, надо найти способы вывести экономику из тени?»

О теневой стороне российской экономики напоминает и В. Бобков: «Когда мы говорим о разнице в доходах, мы учитываем только легальные заработки. Но это вершина айсберга. С учётом теневой коррупционной распределительной системы (взятки, откаты и пр.) разрывы между богатыми и бедными в России ещё масштабнее».

Вопрос различия в доходах и получаемых за это возможностях давно стоит на повестке дня в России, однако, кризисная составляющая последних лет поставила его особенно остро. Статистика говорит, что 10% наиболее финансово успешных жителей страны получают в 14,5 раз больше, чем 10% находящихся в самом низу пирамиды распределения состояния. В Европе в целом это различие составляет 7 раз, а в ещё более социально справедливой Финляндии — 5,6 раза.

По словам первого заместителя председателя комитета Госдумы по труду и социальной политике Михаила Тарасенко, существующие исследования ООН в этом вопросе показали, что когда различие в доходах достигает 8 раз, общество перестаёт быть стабильным, а после 10 в нём начинает созревать революционная ситуация. Он считает категорически необходимым ввести ограничение, которое приведет соотношение уровней зарплат к более приемлемой цифре, хотя бы в тех организациях, где государство имеет непосредственные полномочия для этого.

По словам Тарасенко, наш минимальный уровень оплаты труда ставит страну на одно из последних мест по этому показателю, причём даже развивающиеся государства типа Вьетнама и Камбоджи стоят выше нас. Уровень МРОТ в РФ сейчас приблизительно равен 81,5 евро, при этом та же Германия предлагает своим гражданам работать не меньше, чем за 1473 евро. Последние данные Росстата указывают на рост числа населения, доходы которого не дотягивают даже до скромного уровня отечественного прожиточного минимума: в 4 квартале 2015 года до установленной планки в 9452 рубля «не дотягивали» 19,2 млн. человек, что на 3,1 млн. больше, чем в 2014.

Аналитики финансового концерна из Швейцарии Credit Suisse подтверждают, что Россия занимает лидирующие позиции в мире по разнице в доходах между богатыми и бедными. Информация швейцарцев говорит о том, что 30-35% общего национального богатства страны принадлежит всего лишь 100 богатейшим людям, помимо которых насчитывается ещё 97 тыс. граждан с состоянием больше миллиона долларов. По мнению Credit Suisse, это число будет только возрастать, достигнув в 2019 году 203 тыс. человек.

Другой швейцарский источник, газета Le Temps, замечает, что несмотря ни на что, рост богатства одной части общества не ведёт к пропорциональному ухудшению жизни другой. Действительно, 13,4% жителей страны получают доход ниже прожиточного минимума, однако, если вернуться на 12 лет назад, эта доля составляла 29%. Автор материала Эммануэль Гриспан считает, что именно этими цифрами можно логически объяснить, почему при столь серьёзном социальном неравенстве российское общество всё ещё избегает критических последствий.

Что хуже, официальные данные статистики могут не до конца отражать реальное положение дел в обществе, ведь отчёты Росстата не включают информации по маргинальным, опустившимся и прочим неблагополучным лицам, например, не имеющим жилья или проживающим в проблемных семьях. Самые богатые граждане, не сходящие со страниц журнала Forbes, также исключены из расчёта средних значений уровня жизни в России. Как неофициально предполагают некоторые экономисты, если в статистических расчётах учесть скрытую прибыль, доходы от незаконного бизнеса и коррупционное обогащение, реальная имущественная дифференциация может превысить 40-50 раз.

Безусловно, такая проблема существует не только в нашем отечестве. Экономический форум в Давосе среди 50 самых серьёзных глобальных рисков признал её одной из самых серьёзных, если не самой важной угрозой для бизнеса, поскольку такое неравенство ведёт к внутренней общественной нестабильности. Нормальное развитие любого государства при наличии столь серьёзного разрыва невозможно — не получится скомпоновать внутренний рынок, обеспечить внутри страны спрос на инновации. Чтобы дистанция между бедными и богатыми была уменьшена до приемлемых значений, международное объединение по борьбе с бедностью Oxfam рекомендует комплекс мер, среди которых: гармоничное деление налогового бремени, снижение налогов на труд и потребление, серьёзные вложения в бесплатную медицину и образование и тому подобные. Заниматься этим должны не какие-то отдельные личности, а власти на государственном уровне.

Серьёзным источником имущественной пропасти между бедными и богатыми в России служит минимальный размер оплаты труда (МРОТ), индексируемый крайне редко и не учитывающий инфляционные изменения. Но поскольку он признан официально, именно его в качестве ориентира берёт солидный пласт работодателей при установлении тарифной сетки для персонала. Благодаря этому 20% работников сельского хозяйства и образования, а также приблизительно такое же количество работников рынка коммунальных услуг и медицинских сотрудников получают за свою работу оплату меньше, чем прожиточный минимум.

Директор Института стратегического анализа ФБК Игорь Николаев указывает на серьёзную долю ответственности в происходящем, лежащую на плечах властей государства. По его мнению, в благоприятный для страны период чрезвычайно высоких цен на углеводороды, им следовало изменить распределение получаемых сверхдоходов так, чтобы достигающая тем или иным путём бедной части населения часть стала бы значительно выше. Однако, этого сделано не было. Кризисное положение ухудшает катастрофически низкий уровень эффективности управления корпорациями. До сих пор многие высокоплачиваемые руководящие специалисты не воспринимают себя иначе, как временно занимающими выгодную должность, а своё предназначение на ней видят как возможность украсть как можно больше, не заботясь о последствиях. Плоская недифференцированная шкала подоходного налога завершает список причин, в конечном итоге приводящих к столь гигантскому разрыву в доходах между бедной и богатой частями населения.

Столетие Великой Октябрьской социалистической революции мир встречает в состоянии острейшего неравенства. И Россия в этой гонке — впереди планеты всей. В нашей стране разрыв между богатыми и бедными один из самых высоких в мире. Кто виноват и что делать?

Восемь человек на земле имеют столько же денег, столько 3,6 млрд из беднейшей половины человечества. Больше половины всего имущества человечества принадлежит всего лишь одному проценту людей. Вся мировая экономика в целом и экономика каждого отдельного государства сегодня заточены на то, чтобы богатые с каждым годом становились богаче, а бедные — беднее. И Россия в этой гонке — впереди планеты всей. В нашей стране разрыв между богатыми и бедными один из самых высоких в мире. Цена такой политики — медленный экономический рост и растущее социальное напряжение.

Бедные беднеют, богатые богатеют

Причем надо понимать, что эти беднейшие 3,6 млрд человек — далеко не одна лишь голодающая Африка. К бедным сегодня относятся и люди с университетским дипломом, но не погашенным кредитом за обучение. А также специалисты, погрязшие в долгах из-за болезни и дорогого лечения.

Растущее имущественное неравенство становится главной угрозой социальной стабильности во всем мире: впервые эти опасения были озвучены четыре года назад на Всемирном экономическом форуме. В сентябре прошлого года их повторил тогда еще президент США Барак Обама, выступая перед Генеральной ассамблеей ООН: «Мир, в котором одному проценту принадлежит столько же, сколько остальным 99%, никогда не будет стабильным». А в конце года Всемирный банк выпустил отчет, согласно которому уровень социального неравенства сегодня выше, чем был 25 лет назад.

Вспомните, насколько выросли зарплаты в вашей профессии за последние годы? А если принять во внимание инфляцию? В период с 1988 по 2011 год доходы 10% самых бедных людей на земле росли меньше чем на 3 доллара в год. Доходы самого богатого 1% за это время выросли в 182 раза. Разрыв между богатыми и всеми остальными увеличивается почти во всех странах.

За последние 30 лет доход бедной половины американцев вообще не изменился. В то время как благосостояние 1% самых богатых жителей США выросло на 300%. Во Вьетнаме самый богатый человек страны зарабатывает за день столько, сколько бедный за десять лет, приводят данные эксперты Oxfam. Как мы оказались в такой ситуации?

Деньги к деньгам

Опережающими темпами растут и доходы СЕО компаний по сравнению с рядовыми сотрудниками. По данным компании Oxfam за 2014 год, соотношение зарплаты СЕО и средней зарплаты в компании составляло в Великобритании примерно 183 к 1.

Соответственно, другой глобальный тренд — снижение доли работника в доходе компании. Условно говоря, доход можно разделить на две части: трудовой доход (зарплаты, премии сотрудников) и доход капитала (дивиденды и пр.). Пока доход капитала растет, трудовой доход снижается почти по всему миру: с 1995 по 2007 год так было практически во всех странах ОЭСР (клуб наиболее развитых экономически стран), а также в двух третях стран с низкими и средними доходами — исключением стала только Латинская Америка. По данным Penn World Table, доля труда в прибыли компании в целом по 127 странам мира снизилась с 55% в 1990 году до 51% в 2007-м.

Что спрятал, то твое

В офшорах по всему миру притаились 7,6 трлн долларов — это больше, чем совокупный ВВП Германии и Великобритании. Если бы с этих денег были выплачены законные налоги, одна лишь Африка получила бы дополнительные 14 млрд долларов. Этих денег хватило бы, чтобы спасти жизнь 4 млн детей или полностью покрыть дефицит школьных учителей на континенте.

Чтобы удержать компании в стране, государства идут на налоговые послабления, тем самым теряя в доходах бюджета. По сообщению Bloomberg, компания Apple заплатила со своих доходов в Европе всего лишь... 0,005%. Если говорить о развивающихся странах, они в совокупности теряют из-за всевозможных налоговых льгот до 100 млрд долларов год. Например, Кения в последние годы недополучает 1,1 млрд долларов корпоративных налогов — примерно в два раза больше, чем расходы ее бюджета на здравоохранение. К слову, в Кении один из самых высоких в мире показателей материнской смертности: одна женщина из 40 умирает во время родов.

Бизнес и государство: рука руку моет

В России связку «бизнес — государство» мы можем наблюдать очень хорошо, как и ощущать ее последствия. Можно вспомнить, например, состояние нефтяной отрасли, в которой менее 6% добычи принадлежат малым компаниям, приводит данные эксперт по нефтегазовому рынку, партнер консалтингового агентства RusEnergy Михаил Крутихин. Между тем именно малые компании устроили ту самую сланцевую революцию в США, которая стала одной из основных причин обрушения мировых цен на нефть.

Нерыночные условия работы некоторых банков, фармацевтических и телекоммуникационных компаний — также очень знакомая история для российского бизнеса. Вообще, тема социального неравенства — прежде всего про Россию, а не про коррумпированную Африку или купающийся в деньгах Ближний Восток.

Россия без среднего класса

Зато у нас один из самых низких в мире показателей среднего класса — 4,1%. Из стран, в которых проводилось исследование, меньше только у Аргентины, Таиланда и Индии.

С начала кризиса в 2014 году проблема неравенства в России приобрела особое звучание. «Это связано с тем, что наименее обеспеченная часть населения в большой части работает в государственных секторах, в которых за последние два года государство перестало индексировать зарплату, — объясняет главный экономист Альфа-Банка Наталья Орлова. — При этом из-за нехватки трудовых ресуров в частном секторе индексация зарплат продолжается. В результате наименее обеспеченные слои населения страдают от кризиса сильнее».

В прошлом году эксперты РАНХиГС опубликовали доклад, в котором описали происходящие перемены в структуре среднего класса в России. Все меньшую долю в российском и без того небольшом среднем классе занимают представители сфер образования, здравоохранения, науки, а также различных высокотехнологических отраслей промышленности. Им на смену приходят представители государственных структур, силовых ведомств и работников финансового сектора.

15 февраля глава Счетной палаты Татьяна Голикова заявила, что число безработных с высшим образованием выросло в России за минувший год на 19,6%...

Одно из главных последствий растущего неравенства — торможение экономического роста. Объяснение простое. Сверхполяризованное общество делает внутренний рынок неразвитым. Потребление верхних слоев больше ориентировано на экспорт. Размывание среднего класса и снижение потребления становится главным барьером для инвестиций в экономику. В России это наблюдается особенно четко.

«Уже в 2016 году у нас сложилась парадоксальная картина: номинальные зарплаты выросли почти на 8% за год, реальные зарплаты стали расти ближе к концу 2016 года, а динамика розничной торговли не показывает улучшений, — говорит Наталья Орлова. — Это как раз связано с тем, что необеспеченная часть население, которая могла бы потреблять больше, не имеет дополнительных доходов, а группы населения, которые получали увеличение зарплат, эти средства сберегали».

Технический прогресс неравенства

Но главные факторы остаются прежними: модель современной экономики и принципы ведения бизнеса. Именно поэтому в компании Oxfam предлагают следующие решения. Государство должно работать в интересах 99% населения, прислушиваться к их нуждам, а не к нуждам 1%, пусть и обладающего большими лоббистскими связями. Государства должны начать сотрудничать друг с другом и объявить всестороннюю войну как налоговым гаваням по всему миру, так и бесконечной гонке за снижение налогов. Государства должны заставить богатых людей платить справедливые налоги, чтобы сгладить неравенство в стране. Государства должны поддерживать любой бизнес, а не только монополии. Женщины и мужчины должны иметь равную оплату труда.

«И вы серьезно во все это верите? — удивляется эксперт по облигациям компании «Альфа-Капитал» Евгений Кочемазов. — Я не вижу никаких признаков, что богатые захотят добровольно отказаться от своих привилегий. По крайней мере, на горизонте 5—10 лет, думаю, тенденция роста неравенства сохранится. Как и все то, что оно вызывает».

А это значит, что социальная напряженность продолжит расти...